venceslav kryzh (venceslav) wrote in pushkinskij_dom,
venceslav kryzh
venceslav
pushkinskij_dom

Category:

КОММЕНТАРИИ К " МЕДНОМУ ВСАДНИКУ".

"Этот потоп с ума мне нейдет. Он вовсе не так забавен ... Если тебе вздумается помочь какому-нибудь несчастному, помогай из Онегинских денег, но, прошу, без всякого шума, как словесного, так и письменного". Брату Льву от 8 декабря 1824 года.




Поэма "Медный Всадник" была написана Пушкиным в болдинскую осень 1833-го года. Хотя все материалы и черновики полностью сохранились, проникнуть в сокровенный замысел "Петербургской повести", "раскрыть тайну поэмы", как говорил известный пушкинист И. В. Измайлов, не удалось ни одному исследователю. Попыток было предпринято немало, и в прошлом веке, и в начале нынешнего, но все они не "достигали дна", являясь либо субъективными фантазиями, либо отражая чрезвычайно узкую смысловую грань поэмы.
Валерий Брюсов разделил их на три группы. Мнение исследователей первой выразил Белинский, считавший, что в поэме выражено столкновение двух воль, коллективной и индивидуальной. "И смиренным сердцем, - пишет он, - признаем мы торжество общего над частным, не отказываясь от нашего сочувствия этому частному. Этот бронзовый гигант не мог уберечь участи индивидуальностей, обеспечивая участь государства и народа... за него историческая необходимость". (По книге Анциферова "Быль и миф", стр. 60.) Это мнение, вместе с модным в то время гегельянством (все действительное разумно) не долго владело русским обществом.
Ко второй группе Брюсовым отнесены те, кто вместе с Мережковским считал, что в героях поэмы представлены две изначальные силы, борющиеся между собой в недрах европейской цивилизации, язычество и христианство. Евгений представлял собой христианство, а Петр язычество.
И, наконец, третья группа полагала, что смысл поэмы в мятеже против деспотизма. Существовали также различные варианты этих мнений. Одному пушкинисту пришла на ум мысль, что "Медный Всадник" - это зашифрованное изображение восстания декабристов, другому, что в ней символически и тайно скрыт польский мятеж и т. д. За сто с лишним лет палитра мнений о "Петербургской повести" существенно не обогатилась. На знаменитом пушкинском вечере 1921-го года, проходившем в петроградском доме литераторов, было названо восемь возможных интерпретаций: национальная трагедия, столкновение самодержавия с исконным свободолюбием масс, бунт Евгения - протест личности против государственного принуждения, трагедия Евгения как отражение проблемы Петербург - окно в Европу, столкновение человека с темными потусторонними силами, мятеж Польши против России, опять пресловутое и тайное изображение восстания декабристов. Это многообразие мнений косвенным образом свидетельствует о том, насколько Пушкин в своем духовном развитии обогнал свое время. По известным обстоятельствам проблема, как и вся традиционная проблематика русской литературы, была забыта на семьдесят с лишним лет, пушкинисты предпочитали исследовать формальную сторону творчества поэта и частные подробности его жизни. Деятельность Гершензона, положившая начало исследованию глубинного смысла поэзии Пушкина, была забыта и несправедливо осмеяна Щеголевым.
"Петербургская повесть" - одно из совершеннейших произведений Пушкина. Поэт создал неиссякаемый источник духовной энергии, определивший направление развития всей русской культуры. Отсюда проистекает вся проблематика русской литературы от Гоголя и Достоевского до Розанова и Андрея Белого. "Медный Всадник" органично соединил в себе все множество разноречивых мнений о деятельности Петра, которые издавна жили в русском обществе. Дух сомнения и отрицания постоянно вился вокруг тени великого человека, и вполне естественно, что он сосредоточился также и вокруг Петербурга, любимого детища Петра, живого памятника его реформам. После протеста раскольников и глухого ропота земства, которые подспудно сопротивлялись реформам, считая Петра антихристом, недовольство через полвека подхватил и по-новому осмыслил Радищев. Петр Первый, в его представлении, это "...властный самодержец, который истребил последние признаки дикой вольности своего отечества. И я скажу, что мог бы Петр славнее быть, возносяся сам и вознося отечество свое, утверждая вольность частную". Собр. соч. т.1, стр.75. Москва, Изд. Саблина 1907 г. Постепенно критика деятельности преобразователя, как иронически называл Петра Ключевский, сосредоточилась вокруг Петербурга, "Египетских пирамид на невских болотах", построенного на костях русского народа. Город, волею Петра возведенный на берегах Невы, несет в себе нечто инфернальное, на нем лежит проклятие замученных при его строительстве людей. В его европейской красоте и размеренности есть что - то отталкивающее и пугающее, таинственное и мистическое. Эта "раскольничья" мысль глубоко утвердилась в сознании русского общества задолго до славянофилов, проникнув во все этажи общественного здания. Конечно же, и наводнения, которым периодически подвергался Петербург, сыграли немаловажную роль. Нигде так не ощущались непрочность и непостоянство жизни, как в Петербурге. Поэт Измайлов писал своему приятелю Яковлеву: "Ах! Петр Великий, Петр Великий! Зачем ты построил столицу на таком пустом месте? Взгляни на Петербургскую сторону, на Галерную гавань и полюбуйся! Что? Молчит, не отвечает ни слова: видно, что виноват". А. Е. Измайлов письма к П.Л. Яковлеву – ИРЛИ,14163. LXXVIII б. 7.
За три года до создания "Медного Всадника" появилось стихотворение Шевырева "Петроград", в центре которого спор между водной стихией и Петром, строителем города. Несомненно, Пушкин был знаком с этим культурно - историческим фоном (он даже Хвостова постоянно читал), который осмыслил и переработал в "Медном Всаднике". Поэт обобщил различные творческие формы, создав новый религиозно - философский тип стихотворной поэмы, в которую вложил глубокий внутренний смысл.
В предисловии к поэме Пушкин говорит: "Происшествие, описанное в сей повести, основано на истине. Подробности наводнения заимствованы из тогдашних журналов. Любопытные могут справиться с известием, составленным В.И. Берхом". Этот автор в 1826-ом году издал брошюру "Подробное историческое известие о всех наводнениях, бывших в Санкт - Петербурге", в которой перепечатал статью Булгарина о наводнении 1824-го года. (На Булгарина Пушкин, по-видимому, ссылаться не желал.) Т. е. "Петербургская повесть" не вымысел, реальность этих событий для самого поэта крайне важна, она приобретает экзистенциальный смысл в его собственной судьбе. При жизни Пушкина поэма не была опубликована. Высочайший цензор Николай I возвратил рукопись с рядом пометок, которые уничтожали внутренний смысл произведения. В числе прочего были вымараны слова "кумир", "горделивый истукан", "строитель чудотворный". Николай фактически запретил поэму, и тем нанес Пушкину не только материальный (он был вынужден переменить условия со Смирдиным), но и моральный ущерб, ибо в это время уже пошли толки о падении таланта поэта, которые Пушкин болезненно переживал. Он попытался заменить слово "кумир" на "гигант", "седок", но скоро бросил эти попытки, "кумир" был единственным понятием, сохранявшим изначальный замысел поэмы, на котором держался апофеоз Петра, и отказаться от него было нельзя. Как кажется, первым об апофеозе Петра в поэме "Медный Всадник" заговорил историк и литератор Н. Анциферов. "В этой петербургской мистерии четыре действующих лица: Петр - заменяющийся позднее Медным Всадником, творческий и охраняющий дух - Космократор. Нева - водная стихия, безликий хаос. Петербург - сотворенный мир. Все действующие лица старого мифа. Наряду с ними выведено новое лицо, созданное проблемой человека - самоцели, Евгений - жертва, постоянно приносимая историей во имя неведомых ей целей коллективного, сверхличного начала". ("Быль и миф Петербурга", стр. 60.) Анциферов так комментирует первые строки "Медного Всадника": "Над хаосом царит творческий дух... Кто он, начертанный с большой буквы? Не названо. Так говорят о том, чье имя не приемлется всуе. Пред нами творящий из небытия дух, чудесною волей которого преодолено сопротивление стихии". Ibid., стр. 67. Итак, образ Петра с первых строк поэмы приобретает метафизическую вертикаль. Он, начертанный с большой буквы, - это одновременно и царь - преобразователь, жестокий реформатор русского общества, и Медный Всадник - Дух, охраняющий город, и Могучий Космократор, преображающий расстилающийся перед ним хаос в космос. (Характерно, что в более поздних изданиях Пушкина "Он" стали писать с маленькой буквы. Равно как и вместо "Медный Всадник" - "Медный всадник".) Из сумрака чухонских лесов, из топи финских болот пышно и горделиво поднимается новый мир.
Это чудо: "да будет свет - и стал свет", да будет город - и вознесся город.
В гранит оделася Нева Мосты повисли над водами. Темно - зелеными садами Ее оделись острова.
Подчеркивая чудесное возникновение Петербурга, поэт опять незаметно выстраивает второй план, который как бы подразумевается первым. Петр - Креатор чудесным образом создает из небытия Петербург, почти также как Господь создает из небытия свое творение, прекрасное и совершенное, "добро зело", как говорится в Св. Писании. "Люблю тебя, Петра творение. Люблю твой строгий стройный вид..." - это по существу парафраз на библейское "добро зело", "хорошо весьма". Это гимн не только творению Петра, но и творению Господа. Мир, созданный из небытия Словом Божиим, прекрасен и совершенен в каждой своей частности, в каждом индивидуальном бытии.
Люблю зимы твоей жестокой Недвижный воздух и мороз Бег санок вдоль Невы широкой,
Девичья лица ярче роз. Люблю воинственную живость Потешных Марсовых полей, Пехотных ратей и коней Однообразную красивость".

"Люблю" поэта равным образом относится и к Петербургу, и ко всему творению Божьему. Но Пушкин внезапно обрывает "Осанну" сотворенному миру и вводит в свою повесть совершенно новый план. Это мир повседневного, лишенный всякой метафизической глубины. Поэт представляет нам незаметного "ничтожного" героя. В конце 20-х, начале 30-х годов Пушкин вместе с остатками байронизма отвергает и "романтического героя". С осени 1830-го года маленький, "ничтожный" человек занимает все творчество поэта. Ему посвещены и "Домик в Коломне", и "Повести Белкина". В "Езерском" поэт развивает мысль о праве свободно выбирать себе героя. "Зачем ничтожных героев? (Избирает поэт. В.К.) Что делать, я видел Ипсиланти, Паскевича, Ермолова". Эту тему Пушкин продолжает и в "Медном Всаднике", хотя в нем "ничтожный герой", в отличие от "Домика в Коломне" и "Повестей Белкина", несет огромную смысловую нагрузку. Настойчиво и последовательно, это видно из черновиков и вариантов, поэт лишает Евгения всех сколь - нибудь характерных черт. В его герое совершенно отсутствует романтическое начало. Мечты Евгения крайне скромны, по-мещански обыденны и прозаичны, но для замысла поэмы Пушкину нужен именно такой герой. Сильные характеры, как, например, Алеко в "Цыганах" или Герман в "Пиковой даме", несут в себе свою судьбу. На них лежит отпечаток рока, и все случившееся с ними определяют черты их личности.
Не то Евгений, его характер никоим образом не определяет его судьбы. Он целиком зависит от внешних обстоятельств, и Пушкин намеренно дегероизирует Евгения, чтобы показать его полную независимость от внутренних роковых сил. Он мог бы вполне счастливо прожить с женой всю жизнь и умереть в глубокой старости, окруженный детьми и внуками. В этом нет ничего невозможного или сверхъестественного, это участь благополучного большинства. У Белкина тысяча вариантов, он мог бы стать отцом семейства, горьким пьяницей, предводителем дворянства, одиноким холостяком и т. д. У Сильвио одна судьба - смерть в бою. И вот случай, облеченный в образ разбушевавшейся стихии, в одно мгновение уничтожил все мечты Евгения.
Нева всю ночь Рвалася к морю против бури Не одолев их сонной дури... И вдруг, как зверь остервенясь, На город кинулась.

Неумолимая стихия, неся ужасы разрушения, поразила творение Петра. Как правило, философы и богословы пытались найти в трансцедентном ответ на вопрос: откуда зло? Эта проблема долгие годы занимала лучшие умы иудео-христианского мира. В творении Великого Космократора, равно как и в творении Петра, которое так любит поэт, есть некий изъян, какое - то несовершенство, неудача, воспринимаемая чутким сознанием как чудовищная невозможная несправедливость, и вот "один умирает в старости, насыщенный днями, а другой в юности, не вкусив добра". Книга Иова, 21, 23. Пушкин поднимает вечные и "проклятые вопросы", как называл их Гейне. В творении Божием присутствует зло, оно может быть и совершенно с точки зрения вечности, но не с точки зрения тех, к кому прикоснулось несовершенство бытия. Зло таится за красивой внешностью мира, готовое в любое мгновение, подобно свирепому тигру, поразить избранных, превращая их жизнь в страшный и пустой сон. Так произошло с Евгением, чья жизнь в один момент оказалась разрушенной.

Или во сне Он это видит? иль вся наша И жизнь ничто, как сон пустой Насмешка неба над землей?
Могучему Космократору нет дела до своего творения. "Да будет так” - вот слова, которые Он постоянно обращает к миру из своей неколебимой вышины, куда не доносятся вопли раздавленных и обреченных. Гераклит сравнивает Творца с ребенком, который, играя, создает и разрушает миры, совершенно не думая о тех, кто гибнет под их обломками. "Для него (Бога) творение, - как писал Ницше, - только эстетический феномен, добро и зло в котором - равно необходимые условия всеобщей гармонии. Созерцая драму жизни, он нимало не думает ни о добре, ни о зле, но только об эстетике сущего". «Происхождение трагедии из духа музыки», Собр. соч. т.7,стр.10


И обращен к нему спиною
В неколебимой вышине
Над возмущенную Невою
Стоит с простертую рукою
Кумир на бронзовом коне.

Эти последние пятнадцать строк первой части поэмы, по существу, прообраз слов Евгения "ужо тебе". Что такое "Кумир"? Ложный бог, идол, маска, скрывающая врага рода человеческого. "Не сотвори себе кумира", - учит Св. Писание. В неколебимой вышине, утверждает поэт, царит могучий истукан, простертой рукой благославляющий бытие с его добром и злом, и если развить эту мысль в "обратном направлении", то и Медный Всадник, и император Петр - это эманации небесного Креатора, который равнодушно посмеивается стонам своих жертв. "Нет правды на земле, но правды нет и выше", мысль поэта, одной из своей граней воплотившаяся в "Моцарте и Сальери", здесь, в "Медном Всаднике", приобрела экзистенциальный смысл: нет суда и нет правосудия. Толпа не видит такового положения вещей, она не понимает страшной сути мира, в которую проникает взор поэта, превращая при этом страшное видение в дивную музыку стиха. Как только восстановлена видимость благополучия, все приходит в прежний порядок.

багряницей
Уже прикрыто было зло,
В порядок прежний все вошло.
Уже по улицам свободным
С своим бесчувствием холодным
Ходил народ. Чиновный люд,
Покинув свой ночной приют,
На службу шел.

Тигр спрятал свои когти, зло скрылось за обманчивой видимостью благополучия. Характерно то, что Пушкин отличает Петра - Космократора от его преемников.


В тот грозный год
Покойный царь еще Россией
Со славой правил. На балкон,
Печален, смутен, вышел он
И молвил: "С божией стихией
Царям не совладать".

Мир - творение Божие, но и разбушевавшаяся стихия тоже дело Его рук. Петр - Космократор, повелевающий и обуздывающий стихию, и царь, "печально глядевший на злое бедствие" - существа разного порядка.
Евгений не вынес вызова судьбы и сошел с ума. Он не мог вернуться в прежний порядок вещей, но его безумное сознание постигло какую - то необыкновенную истину, недоступную обыкновенным смертным. Для него остановилось время, его сознание терзал какой - то сон, какая - то внутренняя тревога. Все существо Евгения вращалось вокруг происшедшего, пытаясь найти разрешение невыносимой боли души. В те мрачные дни осени, когда внезапно "страшно прояснились" мысли бедного безумца, он вдруг понял, что Петр - Креатор - виновник всех его бед. С его глаз спала пелена, и Евгений узнал своего Врага.

Того
Кто неподвижно возвышался Во мраке, медною главой, Того, чьей волей роковой Под морем город основался Ужасен он в окрестной мгле!
Какая дума на челе! Какая сила в нем сокрыта!
А в сем коне какой огонь!
Куда ты скачешь, медный конь,
И где опустишь ты копыта?
О мощный властелин судьбы! Не так ли ты над самой бездной,
На высоте, уздой железной Россию поднял на дыбы?"

Чудовищное напряжение сознания, разрешившееся мыслью о неправедности Творца, вылилось в страшное "Ужо тебе". В этот миг "ничтожный герой" становится равновелик "горделивому истукану". Как древний Иов, Евгений восстал против Бога. Он бросает ему гневный упрек, который вызывает крушение всех связей бытия, нарушает "порядок" в творении, срывает медного идола с его мрачной скалы.
(Существует легенда, по - видимому сообщенная Пушкину Вильегорским, о странном сне князя Голицина, мистика и духовидца. По другой версии, Голицину рассказал этот сон некий майор Батурин. Содержание сна таково: Бронзовый Петр сошел с пьедестала, через Троицкий мост проскакал ко дворцу и обратился к императору Александру: "Ты соболезнуешь о России! Не опасайся! Пока я стою на гранитной скале перед Невой, моему возлюбленному городу нечего страшиться. Не трогайте меня - ни один враг ко мне не прикоснется". В это время как раз обсуждали возможность захвата Петербурга Наполеоном, и государь хотел снять памятник со скалы и перевести его в безопасное место. Эта легенда произвела на Пушкина огромное впечатление. Он говорил Вильегорскому, что уже тогда начал обдумывать содержание "Петербургской повести".)
По сути Евгений, вопреки очевидности и здравому смыслу, утверждает непреходящую ценность человеческого бытия. Он возносит проклятья Небу, требуя суда и правосудия за свою поломанную жизнь: "Ужо Тебе, Всеблагой Творец. Мир Твой лежит во зле, а ты стонам жертв посмеиваешься". Вот зерно, из которого выросло древо нового мироощущения русской души. На место Нового Израиля средневековой Руси, растоптанного реформой Никона и деятельностью Петра, стал апокалиптик и нигилист, ищущий правды Божией и стремящийся, сыскав град Китеж, поднять его из вод Светлояра. Тут точка пересечения самых разных и противоречивых движений мысли. Это и богоборчество, совершаемое во имя Бога, и социальный протест против жестокой и несправедливой действительности, и опасение той "черной силы", обуявшей Евгения, которая, по сути, и есть предтеча страшного русского бунта, "бессмысленного и беспощадного". "Медный Всадник" - это морфологический основание всей русской культуры 19-го - начала 20-го века. Именно отсюда, из бедной каморки Евгения, вышла вся русская литература: Лермонтов и Гоголь, Достоевский и Толстой, не говоря уже об эпигонах. Пушкин не разрешил этой неразрешимой проблемы, но из нее вознесся весь мир русского духа, искания и споры русских мальчиков о Боге и социализме, Царстве Божием и спасении души, хилиасты, апокалиптики, нигилисты, "сей род ищущих Господа, ищущих лица Бога Иаковля". Все эти интродукции на тему нищего Иова силой поэтического гения Александра Пушкина сосредоточены в "Медном Всаднике".
Subscribe

  • Post a new comment

    Error

    Comments allowed for members only

    Anonymous comments are disabled in this journal

    default userpic

    Your reply will be screened

    Your IP address will be recorded 

  • 8 comments