Послесловие к "Евгению Онегину"

От убиенного оптинского иеромонаха Василия (Рослякова)

Под властью пушкинского слога
Я, репутацию губя,
Порядка не нашёл другого
Ни в мiре, ни внутри себя,
Как только пёстрое собранье,
Давно вошедшее в преданье,
Полусмешных забавных глав.
Быть может, я совсем не прав,
Но сердце в них находит отдых
От мелкой гордости своей,
От безконечных новостей,
От споров и порядков модных
И вдохновляется порой
На труд неведомо какой.

Вот и сейчас, когда в гостиной,
В одном из среднерусских мест,
Я отчитал роман старинный,
Словно Псалтырь – в один присест,
Писать. И сердце, жадно ноя,
Отозвалось одной строфой
На чей-то голос неземной.
Я верю, рукопись читая,
Её молитвенно твердя,
Того и сами не хотя,
Мы часто небо призываем...
И отвечает нам оно,
Хоть многим это и смешно…

Прости же, гений величавый,
Дерзанья школьные мои,
И поэтические нравы
Моей ликбезовской души.
Прости, что противу приличий,
Поправ неписанный обычай,
Я вторю гласу твоему.
Но к оправданью своему
Замечу, что твоим заветом
Разрешена моя вина –
Писал ты, не предвидя зла:
"Вещь избирается поэтом!"
Хоть не дословно – это так,
Здесь я оправдан кое-как.

Хотя, по совести признаться,
Чтоб научиться избирать,
По жизни надо поскитаться,
И много copy перебрать.
Бывало, чуть найдёт волненье,
Спешу, дрожа от нетерпенья,
Предметы неба и земли
Зарифмовать скорей в стихи.
А через день переиначу,
Прибавлю там, тут зачеркну,
Когда же кое-что пойму,
Сожгу и даже не заплачу
И... вспомню с горечью притом,
Каким был раньше удальцом.

Теперь не видно сумасбродства.
Тесны врата и узок путь,
Идти которыми придётся,
Чтоб мне на истину взглянуть,
И ты, певец изящных ножек,
Среди тропинок и дорожек
Нам указал одну стезю –
И в стихотворстве, и в мiру.
Ты утвердил для вдохновенья
Строфы отеческий канон
Он временами утверждён,
И стал он камнем преткновенья
Для чтущих всё одной молвой
И сердце скрывших под полой.

Да, мы учились понемногу.
Но ведь глупцам должно везти:
Я вдохновляться начал с ходу –
Не поперёк, а вдоль строки.
Мы все со споров начинали,
С того, что всё ниспровергали,
С обид, которых не снести.
А глядь, поближе к тридцати
Стихами перенял молитву,
Припомнил Русь и старину,
И внял распятому Христу.
И с прожитым вступая в битву,
В нём ничего не изменил.
И всех за всё благодарил.