ИЛИ ОЧЕРЕДНОЙ СЛУЧАЙ СИНДРОМА АБЕРРАЦИИ
В СОВРЕМЕННОЙ ПУШКИНИСТИКЕ
Открытое письмо в редакцию "ЗВЕЗДЫ",
Соредактору журнала г-ну Гордину Я.А.
ГЛУБОКОУВАЖАЕМЫЙ ЯКОВ АРКАДЬЕВИЧ!
Являясь давнишним читателем, а в нынешнее время и искренним почитателем "Звезды", номера которой стараюсь не пропускать и в теперешних обстоятельствах, обращаюсь к Вам с просьбой о прочтении нижеследующего. Побудительной причиной и поводом к этому письму стала публикация в первом номере журнала за 2004 год - эссе С.А. Лурье "Краткая история оксюморона "Приглашение на казнь". Позволю себе напомнить вкратце, о чем в этой работе, в частности, идет речь. Ее автор совершенно справедливо, на наш взгляд, предполагает, что название романа Набокова "Приглашение на казнь" восходит к третьей сцене четвертого акта Шекспировой "мрачной" трагикомедии "Мера за меру". В присущей Самуилу Лурье иронической манере, с элементами парадокса, что свойственно эссеистике по определению, автор не ограничивается одним, только этим, для себя открытием, сделанным до "16 - го, кажется, мая 1999 года". Не случайно, видимо, время названо довольно точно... Но если бы даже кто-нибудь другой, пусть и ранее 16 - го мая указанного года, пришел к точно такому же, как и С.А.Лурье выводу (на наш взгляд, почти бесспорному), то честь открытия все таки теперь, после публикации в "Звезде", будет принадлежать Самуилу Ароновичу. Это не обсуждается. С чем эссеиста и хочется поздравить. Когда бы С.А. Лурье только на том и остановился, то не было бы этого письма в "Звезду", а сам публикатор, возможно, так никогда бы и не узнал, с каким вниманием и прилежанием прочитана его работа в Киеве, ибо в некоторых аспектах она действительно очень примечательна. Примечательна хотя бы с точки зрения методологии, которую зачастую использует академическая и прочие пушкинистики. Дальше у нас речь пойдет уже о поэме А.С. Пушкина "Анджело", которую С.А. Лурье в своем эссе называет "стихотворной трагедией". И это уже без иронии, а на полном, так сказать, серьезе. А ведь это - то как раз и смешно. Потому как "комедия" с этой пьесой Поэта в пушкинистике, вижу, все еще продолжается. Цитируем уважаемого ессеиста: "...Эту пьесу ("Мера за меру" - В.К.) Александр Пушкин в 1833 году, оторвавшись на четыре дня от работы над "Медным всадником", переделал в поэму "Анджело". Поначалу собирался просто перевести, но передумал: выбросил шутов, и русскую ночь, и несколько проржавелых драматических пружин - и один гениальный монолог, едва ли не самую мрачную Шекспирову страницу. ...Как бы то ни было, текст у Пушкина получился важный. Цензор Никитенко, по приказу министра Уварова, его исказил. Критик Белинский объявил безжизненным, - никто не вступился, - и Пушкин с грустью говорил одному приятелю: - Наши критики не обратили внимания на эту пиесу и думают, что это одно из слабых моих сочинений, тогда как ничего лучше я не написал". Конец цитаты. Лучше не лучше, - продолжает С.А. Лурье, - а каким - то неизъяснимим способом он "поместил в чужой (читайте, Шекспиров - В.К.) сюжет самые горькие из своих тайных мыслей - как распаляет невинность - и о ревности, а также чего за гробом ожидаем, - и что страсть вообще - то простительна..." Будь этот пассаж нашего критика напечатан при жизни Пушкина, и попадись он ему на глаза, то -то бы посмеялся Александр Сергеевич. Может быть, и не без горечи некоторой. Потому как все в этом пассаже не верно. И "способ" Пушкина вполне изъясним, и сюжет у него не чужой, а собственный, и мысли его тут не самые горькие, и не тайные вовсе, коль скоро их дано нам понять... И ревности особой в поэме мы не обнаружим. Невинность распаляет? Да, распаляет. Но, наверное, не самого Пушкина, а собственно злодея Анджело. Но это и "по - Шекспиру" ясно. Чего за гробом ожидаем? Так и тут Александр Сергеевич, по примеру того же Англичанина, печется, думаю, не о себе, но дает нам, читателям, понять, что главные герои его пьесы в рай вряд ли попадут... Страсть простительна? Это смотря какая. За иную можно поплатиться и головой. Как это чуть было не произошло с Клавдио, сластолюбцем и развратником - кровосмесителем. Тут у Пушкинского юного героя (в отличие от Шекспирова ) не просто "простительная страсть" к своей невесте - нежной и невинной Джульете, которую Клавдио к таинствам любви добрачной преклонил, - тут дело похуже: тяжелый грех инцеста - с его родной сестрой Изабелой, из - за чего, во искупление этого греха, она - Изабела - и пытается скрыться в монастырь... Но этого - то "главного греха" как раз в упор не видит С.А. Лурье. Отсюда, возможно, и все другие случаи его аберраций. Ведь греховная связь брата и сестры как раз и является главным ключом к разгадке всей поэмы "Анджело". Читать Пушкин нужно внимательно. Вот это место: Изабела в тюрьме, при свидании с братом с глазу на глаз, когда Клавдио просит ее, для спасения его жизни, пойти на ночную встречу к распаленному страстью законнику - злодею Анджело, в сердцах кричит: Трус! тварь бездушная! от сестрина разврата Себе ты жизни ждешь!.. Кровосмеситель! У Шекспира это место: О низкий трус, бесчестный, жалкий трус! Моим грехом ты хочешь жизнь купить? Не хуже ль это, чем кровосмешенье? Жизнь сохранить свою ценой позора Сестры своей? Есть разница, спрошу С.А. Лурье, между этим, как удар бича, - "кровосмеситель!" - и сильным чувством, оскорбленной братом, девственницы, которую в Шекспировой пьесе, брат также просит, ценой позора, купить ему жизнь? -- Не хуже ль это чем кровосмешенье? Хуже - лучше? От такого выбора, как сказал бы иронически наш уважаемый ессеист, просто в глазах рябит... И у нас в глазах рябит тоже. Но уже всерьез. От искаженного, или скажем помягче, поверхностного взгляда критика. А читателю Пушкина как раз и нужен взгляд, по возможности, ясный, если не сказать, - проницательный. Так вот, в эссе С.А. Лурье мы сталкиваемся с тем самым случаем, точнее феноменом, о котором ясно, без обиняков, высказался в свое время Осип Мандельштам. Приведем его разъяснение по интересующему нас синдрому аберрации: "Искажение поэтического произведения в восприятии читателя - совершенно необходимое социальное явление, бороться с которым трудно и бесполезно: легче провести в России электрификацию, чем научить всех грамотных читателей читать Пушкина так, как он написан, а не так, как того требуют их душевные потребности и позволяют им их умственные способности. " Да только задача пушкинистики (академической и любой другой), согласитесь, именно в том и заключается, чтобы помочь грамотным читателям читать Пушкина "так, как он написан". Конечно, пушкинисты тоже люди, но нельзя же до бесконечности... Потому пойдем в наших наблюдениях по правильной, на наш взгляд, методологии. Верно, "текст" у Пушкина, согласимся с С.А. Лурье, получился "важный". Но для эссеиста, к сожалению, малопонятный. И потому теперь, наверное, самое время поставить наш первый вопрос вот как: почему Автор "Анджело" перенес действие поэмы из средневековой Вены в "развратный Рим"? Рим, который, как известно, будучи великой империей, погиб (если не ошибаюсь в V веке *) не только от нашествия варваров, но и от праздной сытости, изнеженности римлян и греховной вседозволенности. . Но и в эпоху позднего Возрождения (действие у Пушкина происходит, по - видимому, где - то в конце ХV века) высшее сословие, как и духовенство, особой моралью и воздержанностью не отличались, то есть в среде патрициев, скажем ясней, грех кровосмешения был делом не редким. Ответ на поставленный выше вопрос, по - моему, у читателя уже готов. Чтобы инцест брата и сестры выглядел, если можно так сказать, более естественным, место действия у Пушкина - "один из городов Италии счастливой", а не в Вене, как у Шекспира. Теперь подведем первую черту в наших наблюдениях. Пушкин, как Пушкин, по своему обыкновению, очень радикально, в корне изменил Шекспиров сюжет, сделав его своим. "Он берет свое, где ни увидит его" - еще Белинский это заметил. И в результате получилась из "мрачной" трагикомедии Англичанина в чистом виде комедия нравов "из итальянской жизни". И ничего лучше в этом жанре Пушкин действительно не писал. Вообще говоря, эта комедия у него одна. Единственная! И совершенно уникальная в своем роде. Да и во всей русской литературе, сколько могу судить, - тоже. А в подтверждение того, что "Анджело" - комедия, приведем, для начала, одно из самых комичных (и фривольных) мест этой пьесы. Луцио, праздный гуляка и приятель Клавдио, объясняет Изабеле (в монастыре) убийственную ситуацию, в которой оказался ее "несчастный брат". Причем, словами "немного жесткими своею наготой для Девственных ушей отшельницы младой". Несколько позже, поняв что к чему, проницательный читатель вволю посмеется над тем, как Пушкин "прошелся" по "девственным ушкам" Изабелы, сообразив, что эти "девственные ушки" - вовсе не метафора, а что это нужно понимать буквально... Я лично ничего смешней у Пушкина не встречал. Ну, разве что в его довольно злой эпиграмме на Аглаю Антоновну Давыдову. Помните: Оставя честь судьбе на произвол, Давыдова, живая жертва фурий, От малых лет любила чуждый пол, И вдруг беда! Казнит ее Меркурий; Раскаяться приходит ей пора, Она лежит, глаз пухнет понемногу, Вдруг лопнул он; что ж дама? - "Слава богу! Все к лучшему: вот новая дыра." А Лурье читает "Анджело" как стихотворную трагедию... Теперь следует обратить внимание на еще одну Пушкинскую подмену. У Шекспира на "гнусное свидание" к Анджело ночью идет, вместо Изабелы, его (отторгнутая когда - то злодеем) невеста - Мариана, сохранившая до сей поры, как водится, в неприкосновенности свою девичью честь. У Пушкина Мариана - не невеста Анджело, а его законная жена. Есть разница? Для С.А. Лурье, - никакой. Но для Анджело, "мужа опытного", - очень существенная. Хоть он, по закону комедийного жанра, пришедшую к нему на ночное свидание жену принял за Изабелу, но, вожделея получить именно "невинную девицу", получает, понятно, совсем другое... Обманутый в самых сладких своих ожиданиях, он и мстит за этот "обман" Изабеле, приказывая казнить ее брата. Случись эта казнь, ситуация стала бы, конечно, по нашим понятиям, почти трагической, но у Пушкина в комедии все остаются живы, слава Богу, за исключением, правда, "разбойника морского, горячкою ... умершего в тюрьме". От белой горячки, надо понимать. Причем аккурат, когда надо. Его - то голову и принесут в палаты к Анджело вместо головы Клавдио. У Шекспира дело с его пьянчугой обстоит, пожалуй, посмешней. Его персонаж - Бернадин-ни под каким видом, видите ли, не желает вешаться. Всю ночь, на кануне казни, пропьянствовал в своей камере - одиночке, и потому наотрез отказывается от "приглашения на казнь", справедливо полагая, что ему перед повешением надо как следует выспаться. И посылает всех к черту. Те еще порядки были в венской тюрьме при правлении герцога Винченцо! Именно с этого эпизода в пьесе Шекспира эссе С.А. Лурье и начинается. А заканчивает свои изыскания критик, надо отдать ему должное, тоже не без улыбки, при этом справедливо и самокритично, называя эти свои изыскания не более, чем "турусами на колесах". Охотно соглашаемся. И добавлю с благодарностью - давно уже не было у меня такого удобного случая и самому высказаться по поводу Пушкинской комедии. Хотелось бы думать, что по делу, то бишь по существу. И от души - безусловно. Авось кому-нибудь да поможет. Имею в виду нашего брата - пушкиниста. Конечно, эти наши наблюдения не для детей младшего и среднего школьного возраста, но что поделаешь, если иные взрослые дяди - пушкинисты видят трагедию там, где коллизии совершенно комические. А другие дяди, сами давно уже Пушкина не читающие, соглашаются со "специалистами по Пушкину", веря им на слово. Однако вернемся на круги своя, т.е. пойдем по Пушкинскому сюжету дальше. Очень смешным оказывается и то, что Изабела сохранила от дефлорации, похоже, не одни только свои ушки. Пушкинская "полузатворница", каким - то неизъяснимим для нас образом, остается до конца комедии девственницей! Иначе никак нельзя объяснить, почему она готова скорее пожертвовать головой родного брата, чем пойти на одно - единственное ночное свидание с Анджело. Что называется, стоит насмерть, не желая отдавать злодею самое для нее дорогое... Да, тонкая эта "штучка" - Александр Сергеевич!... "Полузатворница"... намек чувствуете? Хорошо, что цензор Никитенко сто семьдесят лет назад не оказался проницательней нашего эссеиста. Впрочем, довольно уже здесь и комических деталей и наводящих намеков. Перечислять их все, так пришлось бы разбирать "по косточкам" всю комедию Пушкина в целом. Делать этого, конечно же, не стоит. Чтобы не пришлось комментировать еще и картину "пира во время чумы", тоже, на наш взгляд, не до конца пушкинистами понятую. Ведь самые сокровенные свои тайны и побуждения главные герои в "Анджело" и в "Пире во время чумы" раскрывают нам не столько в словах, сколько в поступках. Когда же правильно их понять, и слова и поступки, - все уже будет довольно просто. Такая вот простая, простите за тавтологию, наша здесь методика, методология, или, говоря по - научному, такой этот самый, искомый "Пушкинский алгоритм"... 16.05.2004