31-го августа 1830 года Пушкин выехал из Москвы в Болдино. На душе у него было тяжело, смутно, тревожно, как, может быть, еще никогда. Пред самым отъездом из Москвы будущая теща сделала ему сцену, наговорила ему грубых оскорблений - и он счел долгом вернуть Наталье Николаевне ее слово. Да и все три недели, проведенные им в Москве, были, несмотря на его влюбленность, настоящей пыткой для него.
Будущая теща, малопривлекательная дама; ее снисхождение к нему - и плохо скрываемое чувство, что к нему снисходят; ее настояния и укоры относительно его денежных обстоятельств, и беспрестанные разговоры о деньгах, о приданом; чванный, разорившийся дедушка - Гончаров, к которому пришлось ездить на поклон в Калужскую губернию, и которому приходилось писать письма вроде следующего: “Судьба моя зависит от Вас; осмеливаюсь вновь умолять Вас о разрешении ее. Вся жизнь моя будет посвящена благодарности” - все в надежде на приданое для Натальи Николаевны, по настоянию будущей тещи; густой сонм Гончаровских тетушек и бабушек, судачащих о его любви “на своем холопском языке”, радостно подхватывающих московские сплетни о нем; письма к Бенкендорфу, по требованию “дедушки”, о казенной ссуде ему без всякого основания, о какой-то медной статуе, продажа которой будто бы должна дать сорок тысяч на приданое; и действительное безденежье, и страх пред будущим, еще более тяжким безденежьем с молодой избалованной женой,- и страх вообще пред семейной жизнью...
“Милый мой, - писал Пушкин Плетневу в самый день отъезда из Москвы,- расскажу тебе все что у меня на душе: грустно, тоска, тоска. Жизнь жениха тридцатилетнего хуже 30-ти лет жизни игрока. Дела будущей тещи моей расстроены. Свадьба моя отлагается день ото дня далее. Между тем я хладею, думаю о заботах женатого человека, о прелести холостой жизни. К тому же Московские сплетни доходят до ушей невесты и ее матери - отселе размолвки, колкие обиняки, ненадежные примирения- словом если я и не несчастлив, по крайней мере не счастлив. Осень подходит. Это любимое мое время - здоровье мое обыкновенно крепнет — пора моих литературных трудов настает - а я должен хлопотать о приданом, да о свадьбе, которую сыграем бог весть когда. Все это не очень утешно. Еду в деревню. Бог весть буду ли там иметь время заниматься, и душевное спокойствие, без которого ничего не произведешь кроме эпиграмм на Каченовского. - Так-то, душа моя. От добра добра не ищут. Черт меня догадал бредить о счастии, как будто я для него создан. Должно было мне довольствоваться независимостию, которой обязан я был Богу и тебе. - Грустно, душа моя - обнимаю тебя и целую наших”.
В другом письме к тому же Плетневу, месяц спустя. Пушкин яснее излагал причины уныния, владевшего им в день отъезда: “Вот в чем было дело: Теща моя отлагала свадьбу за приданым, а уж конечно не я. Я бесился. Теща начинала меня дурно принимать и заводить со мною глупые ссоры; и это бесило меня. Хандра схватила (меня) и черные мысли мной овладели”.
Он ехал с тяжелым сердцем - вступить во владение Болдином, которое ввиду предстоящей женитьбы выделил ему отец, и писать, так как наступала осень, и верно просто для того, чтобы еще раз вырваться на свободу, пожить с самим собою.
Продолжение: http://www.yabloko.ru/Themes/History/gersh-2.html