Во дни скучного питерского предзимья с особой ностальгией вспоминаются поездки и маршруты уходящего года.
Начало мая, юго-западная окраина Великого Новгорода. Дорога, ведущая к Ильменскому Поозерью, древнему и загадочному краю, где можно увидеть двойное солнце и другие чудесные вещи. Позади остался местный долгострой — «Аркажская слобода». И, вот, на самом краю, будто на выселках, одинокая церковь Благовещения в Аркажах (конец XII в.). В очертаниях русских домонгольских церквей сразу видишь что-то очень подлинное и трогательное, сложно выразимое словами.
Останавливаюсь на обочине. Супруга смеется:
— Сейчас ты, Вова, как обычно сделаешь стойку на обнаруженный артефакт.
— Естественно, - и достаю из бардачка свою дежурную цифромыльницу.
Знал бы я, как будет вознаграждено мое любопытство.
Внутрь храма попасть не удалось. На двери новенький висячий замок, но открывалась она последний раз явно не вчера.
На северном фасаде имеется расчищенная фреска.
Вокруг церкви крохотное сельское кладбище с современными захоронениями.
Не люблю я эти боговы делянки, где продираешься сквозь нагромождение могильных оград и частоколов по невнятным тропам... как будто русский человек и после кончины не оставляет желания отгородиться от мира. Но вот, у самой алтарной апсиды церкви, будто совсем свежая могила с незатейливым железным крестом,
а на нем табличка с надписью.
Это сюда были перенесены и погребены в общей могиле останки архимандрита Фотия (1792-1838) и графини Анны Алексеевны Орловой-Чесменской (1785-1848). Случилось это после разорения и осквернения находящегося в 2-х км. от Благовещенской церкви Свято-Юрьева монастыря в 1933 г.
Собственно, я знал о существовании этой символической могилы, сведения о ней есть в ВИКИ, но крест был совсем другой — деревянный восьмиконечный с двускатной «крышей», внушительных размеров. Куда он делся — не знаю.
Молотковая эмаль на памятной табличке и болты с шестигранными головками как-то уж совсем не вяжутся с образом Фотия - «русского Торквемады». Скорее являют свидетельство его близости к народу, вопреки строкам пушкинской эпиграммы:
Полу-фанатик, полу-плут;
Ему орудием духовным
Проклятье, меч, и крест, и кнут.
Пошли нам, господи, греховным,
Поменьше пастырей таких, —
Полу-благих, полу-святых.
Впрочем, существуют совсем иные оценки личности архимандрита, непримиримого борца «против масонов, иллюминатов, методистов, Лабзина, Сионского вестника и прочих» в царствование Императора Александра I.
Будет небезынтересно вспомнить несколько эпизодов его жизни.
ФОТИЙ И ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР I
Фотий, в миру Петр Никитич Спасский, родился в бедной семье дьячка Спасского погоста Новгородского уезда. Проведя безотрадное детство, с отличием закончил семинарию и поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию. Слабое здоровье не позволило ему окончить полного курса. В 1815 г. по болезни он был отчислен и устроился преподавателем в Александровском духовном училище.
Строгая жизнь и консервативные взгляды юноши обратили на него внимание ректора семинарии архимандрита Иннокентия. В 1817 г. он был пострижен в монахи, получил сан иеродьякона и был назначен на должность законоучителя 2-го кадетского корпуса. В 1818 г. его зачислили в соборные иеромонахи Александро-Невской лавры и доверили читать проповеди в Казанском соборе.
Фотий был склонен к аскетизму и самоистязанию, носил власяницу и вериги, ходил в легкой одежде зиму и лето. Его посещали видения, случалось и вести борьбу с бесами, один из которых как-то велел «явить всем силу Божию и перейти по воде яко по суху против самого дворца через реку Неву». От такого подвига он, естественно, уклонился.
В 1817 г. Император Александр I объединил ведомства духовных дел и просвещения в Министерство, во главу которого был поставлен президент Российского Библейского общества, масон и мистик кн. А.Н. Голицын (1773-1844).
К.П. Брюллов. Портрет члена Государственного совета кн. А.Н. Голицына. 1840
Библейское общество функционировало в тесной связи с подобным обществом в Лондоне, а под крылом министра пышным цветом расцвели секты и ереси, пошла травля подвижников православного благочестия. Карамзин назвал учреждение кн. Голицина «министерством затмения».
Вскоре произошло событие, во многом определившее судьбу не только Библейского общества, но и всех мистических организаций России. Законоучитель Морского корпуса иеромонах Иов после вступления в масонскую ложу на радостях порезал ножом иконы в своей церкви.
Это вызвало резкое публичное выступление Фотия, который, наряду с масонами, прошелся и по представителям духовенства. Ему было сделано внушение, которое мало подействовало.
В 1820 г. после очередного обличения в Казанском соборе Фотий вместе со своим учителем Иннокентием был удален из столицы. Фотий был назначен настоятелем Деревяницкого монастыря, в 3 верстах от Новгорода. Тогда же он перенес серьезную болезнь: из-за ношения вериг на груди образовалось воспаление, по поводу которого было проведено несколько операций. В начале 1822 г. Фотий был посвящен в архимандриты и переведен настоятелем во второразрядный Сковородский монастырь.
В этот период Фотий обрел поддержку сильных лиц, входивших в паству архимандрита Иннокентия. Самой видной из них являлась фрейлина Императрицы графиня А.А.Орлова-Чесменская. В том же 1822 г. новый глава СПб епархии митрополит Серафим (Глаголевский) возвратил его в Петербург и поручил официально оформить духовное руководство над А.А.Орловой-Чесменской и вдовой поэта Д.А.Державиной. Они стали духовными дочерьми Фотия.
При освящении новой церкви в Лавре, Фотий познакомился с самим кн. А.Н.Голицыным. Мятежный монах понравился князю, и он, по предложению всё того же митрополита Серафима, организовал для Фотия аудиенцию у Императора. Она состоялась 5 июня 1822 г. в Зимнем дворце и продолжалась полтора часа.
Император Александр I
с гравюры Гудлета и Моррисона, сделанной с портрета Крюгера
В общественном мнении встреча Фотия с Александром I оказалась связанной с указом 1 августа 1822 г. о запрете масонских лож и тайных обществ.
В ту же дату архимандриту был вручен алмазный крест и предоставлено место настоятеля первоклассного Новгородского Юрьева монастыря.
Благодаря усилиям Фотия между митрополитом Серафимом и кн. А.Н.Голицыным удалось на время достичь перемирия. В этот период усилия церковных оппозиционеров были направлены на критику директора Департамента духовных дел А.И.Тургенева. Его обвиняли в масонстве и неуважении к духовенству.
Участники литературного общества «Арзамас» начали ответную кампанию против Фотия. Тогда и появились эпиграммы А.С.Пушкина, в которых архимандрит назывался «полу-фанатик, полу-плут» и обвинялся в любовной связи с А.А.Орловой-Чесменской.
Благочестивая жена
Душою Богу предана,
А грешной плотию
Архимандриту Фотию.
ФОТИЙ И ГРАФИНЯ А.А.ОРЛОВА-ЧЕСМЕНСКАЯ
Графиня Анна Алексеевна Орлова-Чесменская была единственной дочерью Алексея Орлова, сподвижника императрицы Екатерины II. Осиротев в 22 года, она, красавица, камер-фрейлина, обладательница несметного состояния, отвергнув сватовство самых именитых и блистательных претендентов на своё сердце (к ней сватались Александр Куракин, Платон Зубов и двое Голицыных), посвятила жизнь духовному подвигу и благотворительности.
Анна Орлова с фрейлинским шифром Елизаветы Алексеевны. Неизв. худ., начало XIX в.
Хозяйка знаменитого петербургского салона графиня Долли Фикельмон оставила в своём дневнике такой портрет графини Орловой-Чесменской:
«Весьма привлекательная для меня личность — графиня Анна Орлова. О ней с уверенностью можно сказать, что она не только осталась девственной, но что и душа ее девственна, как у младенца. Безмятежность, спокойствие ее кроткого и очаровательного лица разливают вокруг нее атмосферу благожелательности. Эта душа, целиком посвященная Богу, вносит в придворные салоны, где она вынуждена обитать, такую нежную терпимость, такую чарующую веселость, столь благородную и элегантную манеру держаться, озаряет всех такой чудесной улыбкой, что рядом с ней всегда чувствуешь себя покойно! Оказавшись возле этой женщины средь шума, гомона и блистательной придворной суеты, где столько лиц поглощено единственной заботой ― двигаться под звуки одной и той же музыки, я всегда говорю себе, что для нее уже давно свершилась молитва, с которой я так часто обращаюсь к Богу: «Господи, ниспошли в наши души покой, которого нам так не хватает на этом свете!».
Хотя графиня Орлова уже далеко не молода, она обладает той вечной молодостью, что дарована только небесным душам!»
После назначения Фотия настоятелем Юрьева монастыря графиня Анна последовала за ним в Новгород. Она купила в селе Витославлицы близ монастыря большой участок земли, построила усадьбу и переселилась в нее из Петербурга на постоянное жительство. Каменный усадебный дом графини сохранился до наших дней.
(фото утащено у humus
На средства графини Анны Фотий восстановил Юрьев монастырь: украсил существующие храмы и построил новые. Благотворительность Анны Орловой в пользу монастыря привлекла и других меценатов, и к 1831 г. только Сохранная казна монастыря насчитывала более 300 000 руб. ассигнациями.
В «Русской старине» (том C. 1899. Вып.10-12 ) опубликован рассказ монаха Евводия, келейника архимандрита Фотия. Вот отрывки из него:
— Графиня часто посещала Фотия?
— Когда приезжала в Юрьев, бывала у него ежедневно. Она ни одной утрени не пропускала; отстоять службу и пойдет с Фотием в келью, да и сидит там до двух часов, а потом уходить на мызу обедать. Он ходил к ней редко. А когда на мызе бывали гости, Фотий никогда не являлся между ними, даже сердился и говорил, что от них один только мирской соблазн. У себя знатных людей он избегал, а при столкновения обращался с ними грубо, пренебрежительно. <...>
— А с графиней Фотий обращался мягко?
— Нет, довольно грубо. Скажет: «Чадо, подай мне книгу!» Она принесет, да не ту. Он сунет ей книгу под нос и закричит: «Дай ту, которая на комоде лежит!» Или придет со службы усталый, изнемогший; опустится на диван и прикажет графине: «Сними сапоги». Она стащит. «Чулки сними», опять крикнет.
— Как умер Фотий?
— Он болел долго. У него все тело было в ранах, которые, по словам его, образовались от вериг. Раз будто бы пришел он в церковь во имя Всех Святых, вдруг огонь опалил его и сжег полу мантии. Тут он оповестил о близкой своей кончине.
— Скучала, конечно, графиня по Фотии?
— Не без того. Она ведь верила в него, как в святого. После часто приезжала в Юрьев и подолгу жила на мызе. Графиня любила садоводство и содержала для этой цели вольных рабочих. Нанимались девушки, с мая до августа, для чистки дорожек, поливки и поления. Девушкам графиня платила по восьми рублей в месяц жалованья и дарила платочки. <...>
— Долго жила графиня после Фотия?
— Десять лет. Она почувствовала себя дурно в церкви пред тем, как собиралась в Питер. В коляске нашли шкатулку и духовное завещание на вечный капитал, процентами с которого монастырь пользуется. Ее отнесли на полотне в дом; там она попросила у горничной воды, выпила и скончалась. На мызе графиня лежала три дня в гробу, обложенном кованной парчей, а потом тело стояло в Георгиевском соборе двенадцать дней.
— Правда, что графиня была пострижена?
— Правда. В этом я лично убедился, когда помогал нести гроб: она лежала в черном монашеском платье. Да ее и на панихиде вспоминали Агнией и поминали шесть недель монахиней. О пострижении не так хлопотала она сама, как двоюродный брат ее. Монахиней она не должна была иметь никакого ценного имущества, вот брат и старался постричь ее, чтобы отобрать от нее имения и все то, что было подарено ею монастырю. Гробницы Фотия и графини поставили в церкви на поду, но вскоре это запретили; тогда весь пол в церкви опустили на законную глубину, сделали так, что и в земле, да на земле. Обе гробницы покрыли одним серебряным покровом, но тоже не позволили. Ох, греховные были дела. Теперь, слава Богу, все миновало. Монастырь живет в мире, согласии, ни в чем не нуждается.
Юрьев монастырь (снимки 2014 г.).
Крестовоздвиженский собор
Слева - церковь во имя Спаса Нерукотворного Образа (Спасо-Орловская)
В крипте Спасо-Орловской церкви был устроен небольшой пещерный храм Похвалы Пресв. Богородице с приделом св. пророчицы Анны. Туда перевезла графиня останки своего отца и дяди – Алексея и Григория Орловых. Там же распорядилась она соорудить две мраморных гробницы — для себя и для своего духовного отца Фотия.
В 1929 г. монастырь был закрыт. В 1933 г. была разорена Спасо-Орловская церковь вместе с гробницами Фотия и графини Анны Орловой-Чесменской.