В. Ходасевич, из книги "ПУШКИН"

 Он хотел славы и этого не скрывал. Знал, что у нее есть неприятные стороны -- и 
соглашался на это. Он предоставлял каждому на него удивляться, как кто умеет и 
может. Одни восхищались им как автором "Руслана и Людмилы", другие -- как 
тонким развратником, третьи -- как певцом "Вольности", четвертые -- как просто 
пьяницей. Всем этим славам он сам содействовал, отчасти вовсе нечаянно, потому 
что самое простое и естественное для него было изумительно публике, отчасти по 
легкомыслию и задору, отчасти именно для поддержания славы. Дома его 
упрекали. "Без шума никто не выходил из толпы", -- отвечал он -- и не прочь был 
ошеломить театральных модниц и модников, сняв парик с бритой головы и 
обмахиваясь им, как веером. 
   Он со славой играл. И она с ним играла. И вдруг бросилась на него с 
оскаленными зубами. Страшная вещь -- слава. Кто, враг или друг, сочинил о нем 
сплетню, будто он был позван в тайную канцелярию и высечен? Казалось бы -- 
умный враг. А может быть -- глупый друг? Дескать -- вот до чего сильно пишет 
против правительства -- даже высечь его решили. И вот каково наше 
правительство! 
   Как бы то ни было, слух сделался общим. Ужасней всего, что ему поверили и 
враги, и друзья. Наконец он дошел до Пушкина, который разом взбесился и 
растерялся. Почитая себя опозоренным перед всеми, он размышлял, не приступить 
ли ему к самоубийству. У него мелькала мысль убить государя. Потом он решал в 
сочинениях и речах проявить столько дерзости, сколько требуется, чтобы понудить 
правительство обращаться с ним, как с преступником. Он жаждал Сибири как 
восстановления чести.