Дело о кончине графини Анны Федотовны ***

Вы никогда не задавались вопросом о фамилии графини Анны Федотовны? По идее, она Томская, поскольку внук ее Поль - Павел Александрович Том­ский — сын сына графини. Однако когда Германн оказывается у дома старухи-графини и спрашивает у лакея, чей это дом, то получает ответ: «Графини***».

Отчего же Александр Сергеевич не вложил в уста лакея фамилию «Томская», а предпочел ограничиться тремя астерическими знаками (звездочками)? Скорее всего, для того, чтобы подчеркнуть вымышленность фамилии графини, равно как и самого «Том­ского». Такой прием трудно расценивать иначе, нежели прозрачный намек узкому кругу посвященных на «известные обстоятельства», связанные с именем княгини Н.П.Голицыной - «усатой княгини».

Намек был понят, что и дало Пушкину повод записать в своем Дневнике: «При дворе нашли сходство между старой графиней и княгиней Натальей Петровной и, кажет­ся, не сердятся».

Venus Moscovite , или ПРООБРАЗ

Так вы про нее ничего не знаете?

О, так послушайте!

Дата ее рождения неизвестна. По одним сведениям, это 1741., по другим – 1744-й. На ее надгробной плите, что в Донском монастыре - родовой усыпальнице Голицыных – высечена надпись: «Под сим знаком погребено тело супруги бригадира, статс-дамы и ордена святой Екатерины первой степени кавалерственной княгини Наталии Петровны Голицыной, урожденной Чернышевой, скончавшейся в 1837 – декабря 20 дня в 11 часов пополудни на 98 году от рождения, родилась января 17 дня 1739-го».

Что ж, русский Осьмнадцатый век не то от лени, не то отсутствия необходимости куда-то торопиться пренебрегал точностию делопроизводства, а писари бывали частенько рассеянны, а порой и пьяны. Да и какая в сущности разница, каким годом явившегося в сей мир раба Божьего записать? Годом раньше – годом позже. Зато день и год смерти установлены точно: 20 декабря 1837 года.

Княгиня Наталья Петровна Голицына, урождённая Чернышёва была фрейлиной «при дворе пяти императоров». В обществе она была известна и как «Princesse Moustache» («Усатая княгиня») или «Fée Moustachine» («Усатая фея»).

Пошутил Александр Сергеевич изрядно! Княгиню в день тезоименитства сам Госу­дарь посещением удостаивает, а он возьми Наталью Петровну да живьем и «похорони»!

Что ж, если не дает результата «выход» на «реального» графа Сен-Жермена, то по­пытаемся зайти со стороны куда более реальной графини - в данном случае княгини Н.П.Голицыной, ставшей прототипом старухи-графини, сиречь, «пиковой дамы». Придется познакомиться с этой персоной поподробнее.

Итак, Наталья Петровна Голицына. Дочь дипломата и сенатора графа Петра Гри­горьевича Чернышева от брака с Екатериной Андреевной Ушаковой. Родилась в г. Бер­лине. Точная дата ее рождения не известна. В одних источниках называется 1741 г. в других - 1744.

В светских кругах ходила упорная молва, что Наталья Петровна приходилась род­ной внучкой Петру Первому, выдавшему 17-летнюю красавицу-бесприданницу Евдокию (Авдотью) Ржевскую («Авдотью бой-бабу», как величал свою любовницу сам «анператор») за своего денщика Григория Чернышева, дав за нею 4000 душ приданого. Дочь Петра Императрица Елисаветъ Петровна, вслед за своим отцом осыпала Чернышёвых особыми милостями, жаловала им доходные поместья и ввела бывшего денщика в граф­ское достоинство. Чернышёвы стали одним из богатейших семейств России.

В 1746 г. сын Григория Чернышева - граф Петр Григорьевич Чернышев - отец На­тальи Петровны — был назначен послом в Лондон. Детство Наташи Чернышевой про­шло в Англии. В Россию семья вернулась лишь в 1756 году. Однако через четыре года П.Г. Чернышев вновь уехал в загранкомандировку — теперь уже во Францию - посланни­ком при дворе Людовика XV. Образованная (она свободно говорила на четырех языках, за исключением русского), умница юная красавица блистала на придворных балах в Вер­сале. Она была представлена Людовику XV. Лучшие живописцы — Людерс, Друэ писали сестёр Чернышёвых. В 1762 году П. Г. Чернышёва пожаловали сенатором и на том его дипломатическая карьера завершилась. Семья Чернышевых вернулась в Россию.

В 21 год Наталья Петровна становится одной из самых заметных фрейлин Екатери­ны II. За красоту и «приятнейшее проворство» в танцах она получила специально изго­товленную по этому случаю в единственном экземпляре персональную золотую медаль с изображением императрицы.

Широкая известность пришла к Наталии летом 1766 года, когда Екатерина II устроила в Петербурге карусель. Это сейчас карусель – детское развлечение, а тогда это был своеобразный рыцарский турнир, в котором участвовали и женщины. В одной из четырех кадрилей (команд) выступала Наталия Чернышова. Ей пришлось с колесницы, которой управлял барон И. Е. Ферзен, на ходу стрелять в цель из лука и метать дротики. Результату Наталии могли позавидовать и мужчины, а в итоге бесспорное первое место и солидная награда от императрицы – бриллиантовое украшение, которое вручил ей распорядитель карусели фельдмаршал Миних. Через месяц прошел второй этап карусели, и снова Чернышова стала первой среди женщин. В этот год произошло и не менее знаменательное событие. К ней посватался представитель одной из знатнейших российских фамилий князь Владимир Борисович Голицын.

http://shkolazhizni.ru/archive/0/n-24583/

В 1766 году Наталья Петровна выходит замуж за 35-летнего князя Владимира Бо­рисовича Голицына, бригадира в отставке. Князь Голицын имел мягкий, покладистый характер: именно это и нужно было его энергичной и властной супруге. Она стремилась сама вести дела и не терпела никакого вмешательства. По отзыву современницы, князь Владимир Борисович Голицын был “очень простоватый человек, с большим состоянием, которое от дурного управления было запутано и приносило плохой доход”. Вспомним пушкинское: «Покойный дедушка, сколько я помню, был род бабушкиного дворецкого. Он её боялся, как огня».

Собственноручно украсив своими брилли­антами прическу Натальи Петровны, Императрица благословила её в Придворной церкви и присутст­вовала при венчании. В своём, по свидетельству современников, слабохарактерном и простоватом муже Наталья Петровна чтила больше фамилию. По этому поводу историк И.М.Снегирев писал: «...Она все фамилии бранит и выше Голицыных никого не ставит, и когда она перед внучкой своей 6-летней хвалила Иисуса Христа, то девочка спросила: "Не из фамилии ли Голицыных Иисус Христос?"

Умная и властная Наталья Петровна сумела поставить себя при дворе, и с течением времени ее высокий придворный статус лишь упрочивался.

В 1783 г. Голицына с семьей уезжает во Францию, для «образования детей и здоро­вья мужа». При дворе их отъезд не поняли и осудили. Великая княгиня Мария Федоров­на, говорила, что для образования юношей не следует ездить во Францию, поскольку в России есть свой университет.

В Париже Наталья Петровна принята при дворе королевы Марии Антуанетты и становится непременной участницей всех приёмов и балов, где её величают «Московской Венерой» - «Venus Moscovite». Впрочем, так ли это? И не является ли это легендой, запущенной с легкой руки Пушкина? По отзывам современниц, особой красотой она не блистала, а в Париже тогда побывало много ослепительных русских Венер. Впрочем, это могла быть всего лишь женская зависть, а посему оставим этот вопрос на усмотрение знатоков, прибавив в качестве иллюстрации к портрету княгини, выполненному неизвестным французским художником – явно парадному - портрет кисти А.Рослина (правильнее, Рослена), написанный уже в России в 1777 году.

Зато доподлинно известно, что прозвище «Венеры», хотя и «разгневанной» («la Venus en courroux») получила ее старшая дочь - княжна Екатерин Владимировна.

Извольте видеть:

Charles pastel ovale att. E Vigée Lebrun 1796

Портреты княгини Натальи Владимировны писали великие русские художники Федор Рокотов и Владимир Боровиковский.

Ф.С. Рокотов. Портрет неизвестной в белом чепце. Искусствоведы считают, что это портрет Н.П. Голицыной http://shkolazhizni.ru/archive/0/n-24583/

1789 Наталья Петровна отправляется с мужем и дочерьми в Лондон, сыновья же - Борис и Дмитрий – определяются в Страсбургский протестантский университет. При отъезде Натальи Петровны из Англии ухаживающий за нею принц Уэльский - будущий король Георг IV - дарит ей на память свой портрет с автографом.

Во Франции Наталья Петровна ведет путевые заметки - «Suite des remarques et anecdotes arrivées pendant ma vie ainsi que ceux qui me sont arrivées en voyage, commencée le 14 Juin année 1783» («Продолжение заметок и случаев из моей жизни и моих путешест­вий, начато 14 июня 1783 года».

В 1790 году Голицыны возвращаются из Лондона в Париж, как раз в то время, когда Екатерина II, встревоженная вестями из Франции, повелевает «объявить русским о скорейшем возвра­щении в отечество». Императрице было с чего всполошиться! Русская золотая молодежь встретила революцию с ликованием, а будущий министр Александра I «Попо» Строганов разгуливал по Парижу во фригийском колпаке в обнимку с «фурией революции» Теруанью де Мерикур, мечтая учинить подобный революсьон и в своем любезном Отечестве. И кто знает, какова была бы судьба юных романтиков-лоботрясов, если бы матушка-императрица не приказала им, едва не сделавшимся революционными демагогами, срочно вернуться домой.

Отправив сыновей в Рим, Голицыны возвращаются в Россию и поселяются в Петербурге на Малой Морской, дом 8.

Н. П. Голицына стала свидетельницей значительных революционных собы­тий (таких, как открытие Генеральных штатов или праздник Федерации 1790 г.). Однако дата приезда княгини в Париж — 13 сентября 1784 г. свидетельствует о том, что время и обстоятельства жизни в Париже княгини Натальи Петровны и пушкинской старой гра­фини весьма различны: пушкинская Анна Федотовна *** жила в Париже в 70-е годы XVIII столетия и была замужней дамой.

Наталья Петровна Голицына была в Париже дважды: в первый раз — двадцатилет­ней девушкой, в течение трех лет (1760—1763), когда ее отец граф Петр Григорьевич Чернышев был русским посланником в столице Франции; во второй раз — в 1784—1790 гг., в возрасте сорока с лишним лет, матерью почти взрослых детей. Легко заметить, что обстоятельства обоих ее посещений Парижа не совпадают с биографией старой графини.

Была ли княгиня и в самом деле знакома с графом Сен-Жерменом?

Наталья Петровна, точнее, тогда еще Наташа Чернышева могла видеться с ним во время своего первого пребывания в Париже. Правда, в декабре 1759 г. граф Сен-Жермен по­кинул Францию. Существует, однако, свидетельство Казановы о том, что спустя полгода после того как Сен-Жермен был, якобы, «изгнан» Людовиком XV из Франции. Существует, правда, свидетельство Казановы о том, что спустя полгода после того как Сен-Жермен был якобы «изгнан» Людовиком XV из Франции (а на самом деле отправлен в Англию в качестве королевского шпиона), он снова появился в Париже «инкогнито». Однако Казанова источник сомнительный, часто путающий даты и вообще пристрастный. К тому же, как отмечает В. Мильчина, «психологически совершенно непредставимо, чтобы в этот ко­роткий период знаменитый авантюрист открывал карточные тайны двадцатилетней рус­ской девице». (В. Мильчина ЗАПИСКИ «ПИКОВОЙ ДАМЫ» http://feb- web.ru/feb/pushkin/serial/v88/v88-136-.htm).

С этим утверждением можно и не согласиться: мало ли что могло быть между юной красавицей и молодящимся графом, в совершенстве владеющим искусством обольщения? К тому же психология, как говаривал незабвенный Порфирий Петрович из «Преступления и наказания», «ведь в том-то и штука, что вся эта проклятая психология о двух концах!»

Второй раз Наталья Петровна приезжает во Францию в 1784 г., и встре­чи с графом по идее быть не могло, поскольку в том году Сен-Жермена не только не было в Па­риже, но и вообще в живых (если верить, конечно, официальным документам). Он умер (?) в Шлезвиге в февра­ле 1784 г., хотя, как мы уже убедились, смерть его была, скорее всего, мистификацией, и граф мог себе позволить неожиданно и в нужный момент «воскрес­нуть».

Как выясняется из масонских протоколов, такое «воскресение» графа состоялось как минимум в 1785 году, а по свидетельствам графини д’Адемар - фрейлины Марии-Антуанетты - мы узнаем, что Сен-Жермен предупреждал королеву – в письмах и при личном свидании, - устроенном той же графиней, о грозящей опасности стране и всему королевскому дому. Так что встречаться с графом Сен-Жерменом Наталья Петровна могла и в первый своей приезд в Париж, и во второй, и даже в России. Однако нас интересует именно второй ее приезд в качестве замужней дамы и возможность встречи с графом. Да. Это было вполне возможно. И Александр Сергеевич здесь безупречен.

И еще одно обстоятельство, касающееся теперь уже карт. У Пушкина указаны вполне конкрет­ные обстоятельства игры: «В то время дамы играли в фараон <...> В тот же самый вечер бабушка явилась в Версале, au jeu de la Reine». У Натальи Петровны в ее путевых замет­ках, как подчеркивает В.Мильчина, первое упоминание о Версале связано не с картами, а с политикой — королевским заседанием 8 мая 1788 г., на котором княгиня присутствовала. С королевской же фамилией Наталья Петровна общалась в Фонтенбло в те периоды, ко­гда двор переезжал туда из Версаля (а именно в октябре—ноябре 1785 г. и в октябре— ноябре 1786 г.). Напомним, что в 1785 году Сен-Жермен уже «воскрес»! Что касается «jeu de la Reine», то Голицына так описывает времяпрепровождение двора в Фонтенбло: «Кавалеры, и французы, и иностранцы, а также дамы-француженки присутствуют по воскресеньям и пятницам на leve du Roi, после чего отправляются засвидетельствовать свое почтение королевской фамилии, а вечером присутствуют на jeu de la Reine, где иг­рают в ландскнехт и куда открыт доступ каждому <...> что же касается дам-иностранок, то, поскольку этикет не дозволяет им быть официально представленными, они имеют удовольствие видеть королевскую фамилию на вечерах у графини Дианы де Полиньяк и у графини д’Оссен». Отсюда вытекают, по Мильчиной, два следствия: во-первых, что на «jeu de la Reine» Наталья Петровна как иностранка не допускалась; во-вторых, что во времена Натальи Петровны при дворе был популярен не фараон (как у Пушкина), а ландскнехт (В. Мильчина ЗАПИСКИ «ПИКОВОЙ ДАМЫ» http://feb- web.ru/feb/pushkin/serial/v88/v88-136-.htm).

И на эти утверждения автора есть что возразить. Во-первых, «Версаль» у Пушкина могло означать просто город Версаль, а не Версальский дворец. И пусть речь идет и не о «jeu de la Reine». Да и «погрешность», согласитесь, невелика. К тому же, как прикажете строить фразу, отягощая ее никому не нужными деталями, уточнениями и лишая ее тем ритма и изящества? Хотя дотошность делает честь любому пушкинисту. А во-вторых, как показывает В.В.Набоков в своих комментариях к «Евгению Онегину», «во времена Пушкина модно было играть в банк, немецкий вариант фараона, именуемый по-русски штосc. Это была новейшая разновидность особой группы карточных игр, эволюционировавших, начиная с XVII в., в следующей последовательности: ландскнехт, бассет (bassette, barbacole или hoca), фараон (pharo или faro)». К тому же Набоков подчеркивает, что различия в правилах сей эволюционировавшей во времени игры были «мельчайшими». (Владимир Набоков Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин». http://lib.rus.ec/b/213949).

Голицына предстает в своих записках неким политическим лето­писцем, историком. У нее не единожды повторяется формулировка: «Я полагала своим долгом описать это поподробнее» — применительно к историческим событиям, происхо­дившим у нее на глазах. Движимая своего рода историческим любопытством, княгиня присутствует на открытии Генеральных штатов 4—5 мая 1789 г., на празднике Федера­ции 14 июля 1790 г. и фиксирует все увиденное и услышанное. Свой долг летописца она видит и в том, чтобы подробно описывать — с чужих слов —- те события, которые про­изошли во Франции в ее отсутствие, в те несколько месяцев, что она провела в Лондоне. Причем не раз она даже дает, выражаясь современным языком, ссылки на литературу во­проса: так, она не перечисляет речей, произнесенных на открытии Генеральных штатов, «поскольку все они есть» в ее библиотеке. (В. Мильчина ЗАПИСКИ «ПИКОВОЙ ДА­МЫ» http://feb-web.ru/feb/pushkin/serial/v88/v88-136-.htm).

Весьма примечательное уточнение – «все они есть в ее библиотеке». Странное замечание, учитывая жанр дневниковых записей. И куда более понятное, если речь идет об ОТЧЕТЕ перед вышестоящими инстанциями. Ох, непроста, Наталья Петровна! Ох, как непроста! Княгиня, предпочитавшая, судя по всему, любовь к политике любви земной, не просто фиксирует события, но и выказывает себя проница­тельным наблюдателем. «Вообще во всем, что делается во Франции, много условностей; кажется, что всякий волен говорить свободно, на самом же деле нигде не творится столь­ко несправедливостей <...> парламент выражает иногда королю свое неодобрение, но всегда кончает тем, что соглашается со всеми его указами; свобода здесь — только види­мость, только слова, а на деле все вершится весьма деспотично».

На фоне этих скептических замечаний хорошо видно, что о событиях Фран­цузской революции княгиня рассказывает не только с вполне естественным для нее не­одобрением, но и с явным интересом. Парижане, всем городом принимающие участие в земляных работах на Марсовом поле, а затем отправляющиеся туда принимать присягу, это, с точки зрения княгини Голицыной, не просто взбунтовавшаяся чернь (хотя этот аспект безусловно тоже присутствует в заметках). Княгиня не одобряет революционных мероприятий, но скрепя сердце признает за ними определенное величие. В результате мы неожиданно получаем возможность поставить ее в ряд русских аристократов, более или менее сочувственно относившихся к Французской революции, — ряд, начинающийся воспитанником якобинца Ж. Ромма графом П. А. Строгановым и кончающийся много­численными молодыми дворянами. (В. Мильчина ЗАПИСКИ «ПИКОВОЙ ДАМЫ» http://feb-web.ru/feb/pushkin/serial/v88/v88-136-.htm).

Путевые заметки Н. П. Голицыной подтверждают все то, что говорится о ней в ме­муарах современников, а в их авторе легко узнается та властная, «царственная» старуха, хранительница исторических преданий, каковой княгиня стала впоследствии. Более того, к этим известным чертам прибавляются менее привычные: княгиня предстает проница­тельным наблюдателем европейской политической жизни, чьи свидетельства представ­ляют несомненный интерес для историков Французской революции.

Могут возразить: «Катерина Романовна Дашкова тоже была ученая дама, живо интересовавшаяся политикой!» Конечно-конечно. И все-таки…

И невольно задаешься вопросом: «А какова была истинная цель поездки княгини Го­лицыной вместе с семьей во Францию, а потом короткое пребывание в Англии? Только ли забота о здоровье мужа и образование детей? И не была ли это некая спецкомандировка? Или, по крайней мере, совмещение личных нужд и государственной необходимо­сти?»

Но этого мы теперь уже не узнаем.

Н. П. Голицына покинула Францию 27 августа 1790 г. и вернулась в Россию, где ей суждено было провести остаток своей долгой жизни (она на несколько месяцев пережила Пушкина). Так начинается заключительный - «петербургский» - этап ее жизни.